История Вонифатия Ловкова
Третья страница дневника открывает начало драматической истории. Вонифатию сотоварищи грозило серьезное наказание, вплоть до пожизненной ссылки в Сибирь. Длилось это разбирательство более 4 лет. В чем же суть этого дела?
На землях, принадлежащих соседскому помещику Журавлеву, крестьяне и Мяксы и ближних сел, повадились косить траву и валить строевой лес. Факт незаконных покосов и вырубки леса был вскрыт управляющим Журавлева. Крестьяне также выпасали коров на барских угодьях – на Ворсовском и Перевезском болотах. Летом 1884 года дворянин Журавлев подал на мужиков в суд. Для проведения допросов из Череповца в Мяксу приехал следователь. Начал он с так называемых доверенных крестьян, каковым и являлся Вонифатий Иванович Ловков.
Доверенный – это начальная ступень, маленький винтик в системе государственного устройства. Огромная Российская империя управлялась из столицы без телефонов, самолетов и интернета. В основе вертикали власти стояло местное самоуправление, на селе – община и сход. После царского манифеста 1861 года крестьяне получили свободу, но не землю. Земля принадлежала общине, в которую объединялись крестьянские дворы в нескольких поселениях. Земля распределялась внутри общины по количеству мужских душ на хозяйство. От небольших деревень выбирался один представитель на общинный сход, а в больших селениях – представитель от 5-6 дворов. Они то и назывались доверенными, неся всю ответственность за порученное им хозяйство.
Мужики быстро сообразили, что именно на доверенных можно свалить всю вину за совершенное ими преступление. Нашлись фальшивые свидетели, которые дали показания против Вонифатия Ловкова и его друга доверенного Ивана Овсянникова, которые якобы смутили народ. Но друзья не считали себя виновными в подстрекательстве на неправое дело и начали искать своих свидетелей. Кроме того, принадлежность Ворсовского и Перевезского болота помещику Журавлеву вызывала у них сомнения. Для того, чтобы установить собственность спорных земель, нужно было изучить книги генерального межевания. С этой целью несправедливо обвиненные и отправились в Москву.
Надо отметить, что это была далеко не первая и не последняя поездка Вонифатия в Москву. Он был не только земледельцем, но и мелким торговцем, а также потомственным кузнецом. Отсюда, похоже, и его фамилия – уж больно ловко управлялись его предки со своим ремеслом. Вонифатий изготавливал в больших количествах мелкий скобяной товар и разъезжал с ним по всем близлежащим селениям и крупным ярмаркам Ярославля, Череповца, Нижнего Новгорода, Пошехонья, Рыбинска. На вырученные деньги он закупал наиболее востребованный товар для Мяксы, где у него была своя лавка. Порой, возвращаясь с ярмарки, он мог везти до 300 рублей выручки, в нынешних рублях это около полумиллиона.
Торговлей в Мяксе занимались почти все крестьяне - кто продавал зерно, кто лен, кто масло, сыр, или, как Вонифатий, ремесленные изделия. Вопреки бытующему мнению, крестьяне в ту пору могли довольно свободно перемещаться по стране. Для этого было достаточно получить соответствующий документ у волостного старшины.
Итак, доверенные крестьяне Ловков и Овчинников оказались в Москве. В Сенате, где традиционно хранился земельный архив, они раздобыли план и книгу генерального межевания, а также писцовые документы, чтобы дополнить печатную книгу. Ловков составил прошение, надеясь найти понимание в высших инстанциях.
Сын Николая I, великий князь Михаил Николаевич, занимал в ту пору должность председателя Государственного Совета. Через него решались многие серьезные дела, к тому, как смекнули крестьяне, великий князь как дядя императора имел прямой доступ к царю. Ему они и подали прошение на высочайшее имя.
Постоянной резиденцией императора Александра III являлась Гатчина. Там располагался императорский двор и жила семья государя. После убийства отца, императора Александра II, он редко бывал в Петербурге, и, чтобы добиться встречи с ним, Вонифатию пришлось ехать в Гатчину. 21 ноября 1884 года Вонифатий подал прошение лично государю.
Процедура подачи прошения на высочайшее имя была такова: просители выстраивались вдоль одной из дорожек парка, при виде приближающегося императора со свитой им надлежало упасть на колени, шапки долой, и пакет с прошением возложить себе на голову; проходящий государь брал пакет и либо шел с ним, либо передавал его сопровождавшему дежурному генерал-адъютанту.
Желание Вонифатия передать прошение лично императору было столь велико, что он не пожалел ни денег, ни времени для осуществления этого. По прибытию в Мяксу Ловков и Овсянников были заключены под стражу на 3 месяца. Все-таки документы, привезенные из Москвы, возымели действие. Доверенных отпустили, а следствие затянулось еще на несколько лет.
Доказывать свою правоту Вотифатию приходилось не только государственным учреждениям, но и своим односельчанам, что очень удручало его. А мужики тем временем, получив свидетельства спорности собственности на болота, продолжали там косить.
4 года длилось разбирательство, и все эти годы Вонифатий находился в напряжении. Болезни начинают одолевать его все чаще. Доведенный до отчаяния мужик отправляется с вопросом об исходе разбирательства к известной в округе юродивой вещунье, прибившейся к Леушинскому монастырю.
Под руководством матушки Таисии, настоятельницы монастыря, строения монастыря Иоанна Предтечи в Леушине были воздвигнуты в считанные годы. На освящение храма Похвалы Богородице приезжал сам Иоанн Кронштадский, которого с матушкой Таисией связывала давняя духовная дружба. С его помощью в Петербурге игуменья Таисия построила и подворье Леушинского монастыря. В свободное от богоугодного дела время она писала стихи и мемуары. В Петербурге были найдены ее воспоминания о юродивой старице Евдокии Родионовой. К этой Евдокии Родионовой и отправился Вонифатий, и если матушка Таисия записывала основные ее пророчества со слов очевидцев спустя несколько лет, то Вонифатий Ловков записывал в буквальном смысле вслед вещанию, сидя в келье главного корпуса.
Вонифатию было не понятно, о чем кликушествует юродивая. Он и представить себе не мог, что может произойти с его Родиной через 30 лет. А между тем, юродивая старица предсказала убийство царя и царицы, смуту и убийства, которые вполне соотносятся с революционным террором в начале следующего века.
14 июля 1886 года в этом темном деле, наконец, начал появляться просвет. Пришла бумага из канцелярии Его Императорского Величия. Вонифатий был весел и горд. Сам государь принял участие в его судьбе и судьбе его товарищей. Его дело должно было решаться по гражданскому кодексу, по которому ему грозило не столь суровое наказание.
Дело решилось в Череповецком суде. Дворянину Журавлеву было предложено пойти на мировую. В итоге, суд постановил оплатить Журавлеву убытки – по 14 рублей с каждого мужика.
Подобные судебные разбирательства по взаимным претензиям помещиков и крестьян в новых пореформенных условиях проходили во многих губерниях Российской империи, следствием чего стал ныне совсем забытый и вместе с тем чрезвычайно важный императорский указ о совершенствовании государственного управления.
Вонифатий заслужил благодаря этому делу уважение односельчан, и не только. Волостное начальство решило назначить его сельским старостой. Должность свою Вонифатий не любил и тяготился ею. Из-за этого назначения у него испортились отношения с друзьями и товарищами.
Факты, содержащиеся в старинном дневнике, кажутся порой невероятными: как простой крестьянин, будучи маленьким винтиком государственной машины, смог противостоять ей, да еще так подробно все описать?
Жизненный уклад крестьян конца 19 века
Вонифатий Иванович простым незамысловатым языком передает суть крестьянского быта, да и, пожалуй, всей российской жизни времен правления Александра III, - простым, и в то же время очень красивым, поистине поэтическим. Вонифатий пишет так, как говорит и слышит, таким образом, в дневнике зафиксирована живая разговорная речь того времени, и не одного лишь автора, а миллионов русских крестьян. Речь Ловкова наполнена живым русским колоритом и образностью. В его фразах присутствует душа человека. В них ощущается отношение автора к людям, событиям и окружающей природе. Вот как пишет Вонифатий о своем сыне:
«Саша четырех лет стоял у печки и говорил: «Скоро ли пирожки те уварятся, да, мама, мне каши напеки, да скоро ли будет дождь, да скоро ли будет гром, да скоро ли будет день, да скоро ли будет ночь, да скоро ли будет базар, да скоро ли будет праздник?»
А вот лишь некоторые необычные либо забытые слова из дневника:
вистить – извещать, оповещать
водополъ – половодье
вожовата – довольна, благорасположена
додни – по сей день
здобляться – собираться, намереваться, готовиться
кортома, кортомить – аренда, арендовать
насилуй – с трудом
приторомко – утомленно
щювать – склонять, агитировать
Судя по тому, что в дневнике Вонифатий упоминает свои похождения с женщинами, следует полагать, что писал он дневник исключительно для себя. И тем не менее на его страницах нет ни одного бранного слова. Как же так, русский мужик и без мата? Совсем без крепкого словца в критических жизненных ситуациях Вонифатий не обходится, но всякий раз казнит себя за это, раскаивается. Грубая брань во времена Вонифатия – большой грех, а уж высказанная прилюдно, на сельском сходе имеет последствием строгое наказание вплоть до ареста сквернослова.
В основе местного самоуправления стоял в то время сельский сход, собиравшийся в избе одного из наиболее зажиточных мужиков. На сходе выбирались старосты, секретари, пожарные, и решались насущные проблемы. На сходе решали вопрос о том, стоит ли нанимать адвоката для судебного разбирательства по делу помещика Журавлева. Многие мужики не понимали, для чего им адвокат, и считали сумму, которую он запросил с них (500 рублей) непомерно высокой. Вонифатий пишет в своем дневнике 28 октября 1887 года:
«В сходе все врозь…И до того мне стал противен сход, что не знаю, как и высказать. И думаю, что если Господь приведет меня отвертеться от этого неправильного схода, то во всю жизнь не пойду никогда на сходы и закажу сыновьям, чтобы они не ходили ни в какие общественные дела. Даже в старосты не нужно садиться, и в старшины, или в какие другие общественные правители. Не приведи Бог никого…»
Вонифатия особо раздражали пьяные на сходе:
«Мне было очень противно против Лысина и Николая, что я не приходил на сход. Оба пьяные – Николка и Лысин…»
Вонифатий не любил пьяных, так как на пьяного человека нельзя положиться, а Вонифатий Иванович был человеком дела и слова. Пьянство вообще было не принято, по крайней мере, в Мяксе. В те годы государственной монополии на водочную торговлю еще не было, но борьба с алкогольными злоупотреблениями велась. Существовал подушный взнос на сельский кабак. За счет этих взносов выдавались квоты на водку – по полуштофу на взрослую душу а праздники.
Посты в семье Вонифатия соблюдались строго. В Страстную пятницу он даже удостаивался чести нести плащаницу. А уж Пасха была особым праздником и огромной радостью. По такому поводу всякому дозволялось забираться на колокольню и даже звонить. В целом к вере Вонифатий относится очень трепетно. Частенько поминает в дневнике Бога. С сельским батюшкой отцом Василием, серьезным молодым образованным священником, у Вонифатия сложились дружеские отношения.
Друзья ходили друг к другу пить чай. Чаепитие было ритуалом, по пуду мягких свежих калачей выпекали к чаю. Играли в Мяксе и на гитаре, и на гармони, и даже на скрипке.
Мог ли Вонифатий предположить, что уже в начале следующего века тот уклад, о котором он с такой любовью повествует, будет разрушен.
В селе Мякса и сейчас живет семья Вонифатия Ловкова, в частности, его внук Сергей Алексеевич Ловков. Живут в селе и люди, лично знавшие и помнящие Вонифатия Ивановича. Протоиерей Геннадий Беловолов, настоятель Леушинского подворья, сравнил дневник Вонифатия Ловкова со «Словом о полку Игореве», которое в свое время открыло древнюю Русь русскому обществу начала 19 века. Так и мы теперь можем познакомиться с неизвестной Русью конца 19 века.
